«На заре мира». Том 10

Автор: ArcheAgeOn

Получение: в награду за завершение задания «Испытание гневом: Даута» (гипноз) для персонажей 55 уровня в зале Орхидны.

День богини Дауты в Дельфах всегда отмечали с размахом: на центральной площади появлялись «поющие» фонтаны, струи которых били в такт музыкальным экспромтам уличного оркестра. Ряженые русалки, кракены и тритоны сливались в разноцветную волну, накрывавшую город, в котором все танцевали, участвовали в потешных розыгрышах и хохотали, узнав, что за маской пышноволосой нимфы скрывается облысевшая старуха. Жители шутили даже, что на торжества в честь морской владычицы уходит половина городской казны, а вторая тратится на восстановление города после буйной праздничной ночи.


«Луций! Хватит переводить бумагу. Рукописи, которые ты бросаешь в топку, очень плохо горят. Тебе надо отвлечься. Прошу, давай прогуляемся! Взгляни же, как весело!» — Аранзебия, наблюдавшая за уличными игрищами, обернулась и умоляюще посмотрела на меня. Увы, я не мог составить ей компанию.
«Я не выйду из комнаты, пока не закончу пьесу. Позови кого—нибудь другого».
«Но кого?! Вы все заняты, заняты, заняты!» — сердитая эльфийка по-детски топнула ногой.
Я только вздохнул. Анна в преддверии экзаменов заперлась в архивах Дельфийской академии. Аранзеб, перелистывая зачарованные тома в библиотеке Эрнарда, выискивал упоминания Нагашара, Джин и Мелисара отправились на очередное задание. Кипроза ни на шаг не отходила от Орхидны. Олло уехал из города, а Таян, привыкший к просторам равнин и лугов, избегал столпотворений.
Я не заметил, как Аранзебия подкралась сзади — только её тонкая рука, схватившая чернильницу, мелькнула перед глазами.
«Немедленно верни! Эта пьеса — мой долг перед обществом, как ты не поймешь! У тебя есть долг?»
«Жить и веселиться — вот единственный долг!» — крикнула она и, швырнув чернильницу в открытое окно, выбежала вон.


Город, подобно сказочному подводному царству, распахнулся перед Аранзебией. Смех и гомон хлынули со всех сторон. Шустрые торговцы предлагали прохожим послушать зов моря, приложив к уху перламутровую раковину. Художники, надеясь написать несколько портретов за пару золотых монет, расставляли мольберты. Один, неуклюжий парнишка в испачканном фартуке, перебирал кисти, когда на плетеный стул перед ним уселась Аранзебия. Она закинула ногу на ногу, уложила длинные волосы на плечи и, вздернув нос, приказала:
«Творите!»
Юноша повиновался, кисть его заплясала от палитры к холсту, на котором с каждым новым мазком проступали очертания Аранзебии — в образе прекрасной сирены. Её взгляд холодный и властный, заставлял зевак, заглядывавших через плечо художника, вздрагивать.
«Бледные щеки, невыразительные глаза и волосы зачем-то убраны, а уши... Где, мой милый, вы видели такие длинные и острые уши?!»
Аранзебия, глядя на свой портрет, недовольно кривила губы.
«Но... Позвольте, миледи, вы же эльфийка!»
«И что? А вы человек, но я бы не изобразила вместо вашего лица ледяную могильную плиту только потому, что короткая жизнь — отличительная черта всех людей! Оставьте этот шедевр себе!»
Подхваченная уличным течением, Аранзебия мгновенно в нем растворилась, оставив озадаченного художника один на один со своим творением.


...Рядом с городским цирком фокусники-миджанийцы затеяли опасное представление: поставив к щиту смуглого факира, они предлагали всем желающим метнуть в него острый кинжал, который, как по волшебству, всегда попадал в шершавые деревяшки и ни разу даже не задел храбреца. Такая забава пришлась по вкусу многим девушкам: они стыдливо подмигивали обворожительному факиру и считали, что причиной его невероятному везению их природная меткость, а не спрятанные в щите магниты. Единственной, кто не поддался чарам миджанийца, оказалась Аранзебия.
«Вы слишком много на себя берете, молодой человек. Игры со смертью плохо заканчиваются!»
Эльфийка замахнулась так резко, что не смогла удержать рукоять кинжала. Она выскользнула из ладони раньше, чем Аранзебия прицелилась. Хвала богам, зрители успели пригнуться. За их спинами раздался звон разбитого стекла. Из трактира «Три кружки», в вывеске которого торчал кинжал, выбежал испуганный хозяин: из трех кружек для пенистого эля, подвешенных за веревочки над входом, уцелели только две.
«Мы и так на грани разорения! Кто это сделал?!» — гневно завопил он, но виновница, просочившись сквозь ряды наблюдателей, как просачивается морская вода через береговую гальку, уже убежала вниз по широкой улице.


Если миджанийский ловкач не произвел на Аранзебию никакого впечатления, то плечистый кузнец, продававший стальные, покрытые эмалью фигурки морских существ, пришелся ей по душе. О нет, читатель, не подумай ничего дурного: моя подруга преданно, всем сердцем любила Аранзеба, но это не мешало ей, ради развлечения, заигрывать с молодыми людьми.
«Я старше их на века, Луций! Мне просто интересно наблюдать за влюбленными младенцами! Такой уж у меня нрав».
Когда шут, развлекавший участников празднеств, объявил: «Настало время выбрать владычицу морей и преданного ей повелителя штормов!» — Аранзебия, недолго думая, схватила за руку наряженного в капитанский костюм кузнеца и вытащила его на сцену. Сама она, в переливчатом голубом платье, походила на Дауту.
Кузнец пытался сопротивляться, но, когда толпа начала рукоплескать их паре, а светлоликая Аранзебия нежно поцеловала его в щеку, поддался всеобщему ликованию и подхватил невесомую эльфийку на руки, но та, изловчившись, спрыгнула и в мгновение ока исчезла из виду.


...Аранзебия вернулась, когда звезды на небе уже поблекли.
«Луций, ты столько всего пропустил! Не вздумай будить меня ни к завтраку, ни к обеду. Я сыта счастьем!»
Она, безудержным смерчем пронесшаяся по городу, спала до полуночи следующего дня.


Пока Аранзебия пребывала в царстве сладких грез, художника, который выставил её портрет на суд публики, заметил известный дельфийский искусствовед — и пригласил талантливого юношу в свою галерею.
Дела у почти разорившегося трактира начали налаживаться, потому что каждый считал своим долгом зайти и указать хозяину на ошибку.
«Ваше заведение называется «Три кружки», но над входом висит только две!»
Попав в тепло, учуяв аромат горячей пищи, внимательный прохожий решал задержаться — и выкладывал за ужин кругленькую сумму.
А вот кузнецу невинная забава Аранзебии вышла боком. Будущий тесть, обещавший передать ему семейное дело, увидел, как ушлый молодец воркует на сцене с остроухой кривлякой. Итог — ни прибыльной маслобойни, ни видной невесты. Только щемящая тоска по длинноволосой эльфийской красавице.


То ласковая и миролюбивая, как безмятежное море, то грубая и неугомонная, как штормовой ветер и вздымающиеся до небес волны, Аранзебия была самая стихия, благосклонная к одним — и приносящая разрушения в жизни других. Сама природа, сама суть её, изменчивая и непредсказуемая, вели эльфийку в чудесный сад, к Дауте — богине перемен, по воле которой хлипкие лодки выходят невредимыми из страшных бурь, а военные фрегаты при свете дня нарываются на подводные скалы.