«Невероятная жизнь Воллера Митта»

Автор: ArcheAgeOn

Получение: зимний фестиваль рыболовов

Автор: Воллер Митт

Эта книга рассказывает о приключениях Воллера Митта — авантюриста, который поборол стихию и выжил на необитаемом леднике.


Если за окном воет метель, и ломаются макушки елей под снежными коронами, и не видать ни земли, ни неба в белесой кутерьме, — цените дом, цените уют, даже самую скрипучую кровать, бережно заправленную махровым пледом, и тепло очага, даже самого скромного, без мозаичных изразцов, цените горячий хлеб и медовое молоко, цените тех, с кем коротаете зимние дни за одним столом.
Цените это обыденное счастье, потому что лишиться его можно в одночасье. Уж поверьте мне: я знаю.

Наш корабль — «Титан» — вышел из порта Двух Корон безмятежным летним вечером. Дамы на верхней палубе кокетливо переговаривались с юнцами и седовласыми господами, заядлые игроки уже сдавали карты, дети бегали повсюду, внося смуту в очередь любителей фуршетов. Нас ждало долгое и увлекательное путешествие.

«Мы обогнем Западный материк и вернемся сюда же ровно через восемьдесят дней!» — обращался бравурный капитан к публике, и мы все ему аплодировали.


Увы, через восемьдесят дней в порт Двух Корон вернулся только альбатрос, провожавший «Титан» в плавание. Сам корабль покоился на дне Ледяного моря — непотопляемый гигант, как все его называли, разломился пополам после столкновения с огромным айсбергом. Треснул, как ветхая глиняная посудина. Я был тогда в каюте, подсчитывал гроши, оставшиеся после похода в ресторан с красавицей Дальминой.
«Беднею со скоростью десять узлов в час! Такими темпами скоро пойду ко дну», — подумал я. Образно, конечно, подумал, а получилось…


Я никогда не забуду панику, царившую на корабле. Коридоры, быстро заполняющиеся ледяной водой. Дикие, нечеловеческие крики тех, кто остался заперт в каютах и не смог открыть двери. Мужчины, из последних сил сжимающие ладони возлюбленных. Дети, растерянно оглядывающиеся по сторонам. Перегруженные шлюпки. Ужас. Страх. Смерть.
…первым, что я увидел очнувшись, были два глаза-бусинки, глядевшие на меня из дымчатых перьев, и черный клюв. Я попытался отогнать видение и приподняться на локтях, но ладони, вперившись во что-то холодное и скользкое, соскользнули, а видение, издав недовольный то ли свист, то ли хрип, никуда не делось. Оно только захлопало крыльями, отвернулось на мгновение — и закинуло на мое лицо склизкую селедку! Такой запашок, буквально ударивший в нос, мертвого на ноги поднимет.


Я прозвал «видение» Пушком. Мы с ним быстро сдружились. Пингвиненок, отбившийся от стаи, стал моим единственным другом на огромном ледяном острове, окруженном со всех сторон морем.
Я до последнего верил, что смогу отыскать других пассажиров. Тех, кому повезло. Кто вовремя ухватился за изголовье дубовой кровати, за балясину раскуроченной ресторанной лестницы, да за что угодно, что позволило бы продержаться на плаву. Сам я спасся благодаря винной бочке: когда надежда и силы покинули меня, я увидел ее выпуклый бок и сумел-таки забраться внутрь.
Увы, я находил только прибитые к берегу останки корабля и всякий хлам из багажных отсеков. Надо сказать, этот хлам спас мне жизнь. Из прочной трости с тяжелым набалдашником я сделал оружие. Ворох дамской одежды, надежно спрятанной в сундуке, превратился в многослойный костюм снежного ходока (так я в шутку называл себя — и Пушка).


Если окажетесь на морозе, непременно кутайтесь в несколько сорочек, рубах, подштанников: так вы сохраните больше тепла, чем напялив на себя один-единственный свитер, пусть даже связан он из шерсти хазирских коз.
Питался я в основном рыбой, которую удил — или которую Пушок исправно вылавливал для нас обоих. Правда, он предпочитал сырых зубаток и корюшек, я же их зажаривал, варил, коптил. Каждый день. На протяжении полутора лет. Я подумываю даже написать книгу «1000 способов приготовить рыбу» (хотя я до сих пор ненавижу уху).
Вы спросите, как я выжил в бескрайних снегах? Где прятался от ветра? Неужели каждый раз зарывался в сугроб?
Ну, почти. Я построил... иглу. В детстве мама частенько рассказывала мне легенды об Изначальном материке. Она говорила, что севернее Мейра находилось еще одно королевство — Альсария. Королевство людей, противостоящих стихии.


Правда это или вымысел, я не знаю до сих пор, только вот материнские истории про иглу — куполообразные дома альсарцев, вылепленные из снега, спасли мне жизнь.
«Пробраться в иглу можно было только через тоннель, а сам вход в жилище располагался в полу. В снежных домах было тепло и уютно, совсем как в нашем!» — говорила мама, а я недоверчиво хмурил брови.
Каюсь. В моем иглу действительно было тепло. И в какой-то степени даже уютно. Я утеплил пол и стены шкурами северных оленей, а спал на шкуре самого страшного своего противника — громадного белого медведя.
Этот медведь появился из ниоткуда. Пушок, как это бывало в теплые дни (относительно теплые), носился передо мной и забавно кряхтел: злился, что я рыбачу, а не играю с ним в догонялки.


Я улыбнулся ему, когда он сначала нырнул в огромный сугроб, а после высунул из него голову… Я все еще улыбался, когда из того же сугроба показалась мохнатая голова белого медведя — разбуженного, злого, голодного.
Если бы я не кинулся на него с самодельным кинжалом, медвежья лапа не оставила бы от Пушка и следа. Я не хочу вспоминать ту битву (именно в ней я потерял глаз, а не в пьяном дебоше в Бухте висельников, как написал в своей книжке один из моих завистников). Скажу только одно: никогда, никогда не сражайтесь с белыми медведями, если можете убежать. Я не мог. Я должен был спасти друга.
После друг спас меня.


Когда Пушок пропал в первый раз, я перерыл все окрестные сугробы, как бы смешно это не звучало, и думал о худшем. А он вернулся — цел и невредим. Он все чаще и чаще уплывал в море, пропадал на два, три дня, пока однажды не явился… влюбленным. Вереницы его сородичей не раз проходили неподалеку от нашего иглу, но он и клювом не вел в их сторону, а потом... Любовь, чернокрылая, с великолепным оперением, звала его за собой. И он ушел. Навсегда. Так я думал, засыпая в опустевшем иглу. Так я думал день. Неделю. Месяц. Одиночество и отчаяние давно переросли в смирение, и все же я с надеждой вглядывался в горизонт.
…я подумал, что сошел с ума, когда проснулся от криков — человеческих, как мне показалось, точно человеческих криков! Я выкарабкался из иглу — и увидел невдалеке рыбацкий баркас, а на берегу — двух моряков, окруженных пингвинами. Поморгал и сильно ущипнул себя, чтобы удостовериться, что не сплю.
Как рассказали мне позже Рик и Варни — те самые рыбаки-браконьеры, которые тайком от властей вылавливали семгу в северных морях — к леднику, ставшему моей тюрьмой, их привела стая пингвинов.


«Они буквально притолкали сюда наш баркас!» — возмущался Варни, а я не мог поверить, что слышу человеческую речь.
«А, держите его! Этот пингвин у них самый наглый! Рыбу тырит!» — кричал Рик, а я, не в силах сдержать смех, наблюдал за Пушком: он бессовестно выкидывал из бочек улов горе-рыбаков.
То, что было дальше, вы наверняка знаете. Об этом не рассказывал только самый ленивый площадной крикун. Варни и Рика наградили за мое спасение, а я, выживший с «Титана», вернулся в Саммерфилд, в свой дом со скрипучей кроватью и скромным очагом. Пушок, к слову, неплохо обжился в стае и стал почтенным отцом пингвиньего семейства.


Если вы ждали остросюжетную историю про схватку со свирепым медведем — извините, что обманул ваши ожидания. Если надеялись на руководство по выживанию в экстремальных условиях — простите за то, что я его не составил. Мне хочется верить, что эта книга станет маленьким посвящением тем, кто находится с нами рядом. Тем, кто в самые жуткие минуты спасает нас от одиночества — от страшного, безысходного одиночества. Тем, ради кого мы просыпаемся по утрам, когда кажется, что надежды на новый, счастливый день нет. Даже если этот кто-то — неуклюжий пингвин или подслеповатый пес.